Далее Тацит вкладывает в уста умирающему Германику слова, что его погубило коварство женщины, и он просит своих друзей подать жалобу в сенат и взывает к отмщению. «Покажите, – говорил он, – римскому народу мою жену, назовите ему моих шестерых детей. И сочувствие будет на стороне обвиняющих, и люди не поверят и не простят тем, кто станет лживо ссылаться на какие-то преступные поручения». Из этих слов явствует, что отравленный Германик знал о молве в народе, по которой «заказчиками», как теперь говорят, преступления могли быть император и его мать.
«В день, когда он умер, – писал Светоний, – люди осыпали камнями храмы, опрокидывали алтари богов, некоторые вышвыривали на улицу домашних ларов, некоторые выкидывали новорожденных детей… И когда, уже вечером, неизвестно откуда вдруг распространилась весть, что он опять здоров, то все толпой с факелами и жертвенными животными ринулись на Капитолий и едва не сорвали двери храма в жажде скорее выполнить обеты; сам Тиберий был разбужен среди ночи ликующим пением, слышным со всех сторон:
Когда же наконец определенно стало известно, что его уже нет, то никакие обращения, никакие постановления не могли унять народное горе, и плач о нем продолжался даже в декабрьские праздники».
На похоронах, когда урна с прахом умершего была доставлена в Рим, не присутствовали не только Тиберий и Ливия, но и мать Германика, Антония Младшая. Тацит писал, что ее не пустил император, который не скрывал радости, что племянник умер.
Против Пизона и его жены был возбужден судебный процесс, во время которого он покончил с собой, а Планцина была помилована благодаря заступничеству Ливии. Как тут не вспомнить безвременную кончину внуков Августа, Гая и Луция, неожиданную смерть Агриппы, да и самого Августа (дойдем в конце книги и до этого). Зачем бы Ливии заступаться за преступницу, погубившую ее родного внука?
Да и сам Тиберий на заседании сената сказал, что осуждает «чрезмерное рвение» обвинителей Пизона и пеняет им: «К чему было обнажать тело покойного, делая его зрелищем толпы, к чему распускать, к тому же среди чужеземцев, слухи о том, что его погубили отравою, раз это не установлено и посейчас и должно быть расследовано?»
Вдова Германика, Агриппина Старшая, была женщиной очень волевой и мужественной, в ее добродетели входили даже, если верить Тациту, воинские подвиги. Она сопровождала мужа в походах вместе с детьми, и их сын Гай получил прозвище Калигула, что означает «сапожок». Дело в том, что солдатская обувь называлась «калиги», а мальчик был одет в военные доспехи и специально для него сшитые маленькие сапоги. Позже он стал императором и вошел с этим прозвищем в историю как один из самых жестоких и сумасбродных правителей Рима.
Итак, укрощение строптивых народов продолжилось и после смерти Августа, но в целом границы Римской империи долгое время оставались такими, какие были очерчены в его правление. Колониальная политика Августа отличалась от активной завоевательной экспансии его приемного отца Цезаря. Он планомерно романизировал оказавшиеся в его руках территории и не слишком стремился вести новые захватнические войны, если они не отвечали интересам гражданской и геополитической стабильности. Для него было важно укрепить и обезопасить империю и регулярно получать максимальную экономическую выгоду от провинций. И такая политика приносила государству обильные плоды. Империя процветала, народ радовался спокойной мирной жизни, а столица украшалась новыми строениями и купалась в удовольствиях.
Глава X. Игры и развлечения
Да, уважаемый читатель, теперь мы окунемся в кипучую жизнь столицы и попытаемся стать тогдашними ее обитателями.
Жизнь Рима, как и всякого города, была сосредоточена на его улицах и площадях, поэтому мы сейчас о них и поговорим. Изначально вся общественная жизнь проходила на Форуме, от которого начинались улицы. Вокруг Форума располагались торговые ряды, но позже лавочники перебрались на Священную дорогу, соединявшую Форум с Палатином. Здесь в описываемое нами время торговали ювелирными изделиями, а также цветами и фруктами. Эта улица, можно сказать, была Бродвеем Рима или, если угодно, Невским проспектом. Здесь фланировала золотая молодежь, богатые аристократы делали покупки для своих жен и любовниц, да и сами дамы приобретали ожерелья, кольца, браслеты и прочее, чем во все времена женщины себя украшают.
На Этрусской улице торговали тканями и благовониями, Велабр был «чревом» Рима, здесь торговали продуктами со всего света. А на Субуре находился толкучий рынок, где продавались дешевые продукты, одежда и косметика. Здесь же собирались проститутки.
Надо сказать, что центральные улицы Рима всегда были заполнены толпой. В сатирах поэта Ювенала, жившего, правда, столетием позже, можно вычитать, что чистотой они не отличались, по ним ездили грузовые повозки с бревнами и прочим строительным материалом, и поэт гадал, «если надломится ось в телеге с лигурийским мрамором и вся эта гора опрокинется на людей, что останется от их тел?»
И если кварталы и большие улицы имели названия, то переулки и тупики были безымянными, поэтому нужный адрес найти было непросто, если учесть, что табличек с названиями улиц и номерами домов не существовало. Так что адреса были описательными.
Ну а Форум всегда был местом, где можно было встретить как политиков, банкиров, предпринимателей, так и праздно шатающихся, которые обсуждали текущие политические и бытовые события, и именно с Форума расходились по Городу всевозможные слухи. Здесь собирались игроки в кости и другие запретные азартные игры, а также предсказатели судеб, звездочеты и всякие сомнительные личности. Здесь же располагались суды и прочие присутственные места.
Как мы уже говорили в седьмой главе, в эпоху Августа столица бурно строилась, и ее украсили многие и многие величественные сооружения, но ширина и загруженность улиц от этого мало менялись, и урбанистическая скученность в жилых кварталах с их грязью и нечистотами досаждала обитателям столицы. И лишь при Нероне, который, по легенде, спалил старый Рим, чтобы построить новый на месте пожарища, действительно стали сооружать широкие улицы, на которых дома возводились по определенному регламенту. Поэтому горожане стремились вырваться из уличной толчеи и грязи на окраины, где еще сохранялись остатки деревьев и зелени. А ведь когда-то холмы Рима, вздыхали старики, были покрыты лавровыми, буковыми и дубовыми лесами. Однако и окраины еще в республиканскую эпоху оказались для простого люда недоступны. Все было скуплено магнатами и аристократами и превращено в парки и усадьбы.
На Холме Садов (сейчас Пинчио) располагались парки и усадьбы богача Лукулла, прославившегося своими роскошными пирами, и историка Саллюстия, разбогатевшего на должности губернатора Нумидии. Это были огромные парки (особенно Саллюстиев, овальный, где протекал ручей) с дворцами, бассейнами, банями и т. д. Лукулл, интересовавшийся ботаникой и привозивший из разных частей света всякие растения и деревья, занимался тут и агрономическими опытами. Плиний сообщает, что во время войны с Митридатом он заинтересовался неизвестным ему деревом, черешней, и с тех пор эти вкусные ягоды стали выращивать в Европе. За Тибром были парки Цезаря и возлюбленной Катулла Клодии, которая устраивала здесь великосветские приемы на свежем воздухе.
Сады Цезаря, где он, кстати, принимал Клеопатру, занимали площадь около ста гектаров, и на их территории располагались портики, фонтаны, статуи, залы с мозаичными полами. Эти парки он завещал народу, и после сорок четвертого года до Р.Х. всякий волен был там гулять среди зелени и любоваться роскошью, но вся беда в том, что они находились далековато от Города, а общественного транспорта тогда еще не было. Поэтому Августу пришлось решать также проблему культуры и отдыха горожан поближе к центру Рима.