Сам же он, как уже выше упоминалось, был в быту неприхотлив, одевался в самую простую одежду, сотканную его женой, дочерью и внучками, башмаки носил простые, но на толстой подошве, чтобы прибавить себе росту. Жил не во дворце, а в самом обычном скромном доме, где не было никакой роскоши. Более сорока лет спал в одной и той же комнате на низкой и жесткой постели. И Светоний, в свое время видевший сохранившуюся в доме Августа мебель, пишет, что она «вряд ли удовлетворила бы и простого обывателя». Для занятий делами у него была особая маленькая комнатка, которую он называл «мастеровушкой».
В марте две тысячи восьмого года на Римском форуме можно было видеть очередь из римлян и туристов, пожелавших посмотреть этот дом Августа, построенный предположительно в тридцать шестом году до Р.Х., а обнаруженный археологами в семидесятых годах прошлого, двадцатого, века. И вот теперь отреставрированные четыре комнаты (столовая, гостиная, спальня и кабинет) двухэтажного дома предстали перед посетителями. Довольно яркие и насыщенные цветом фрески в доме Августа можно теперь посмотреть за одиннадцать евро.
Когда его одолевали болезни, он перебирался к Меценату, который жил на Палатине, так как считалось, что там более чистый и полезный для здоровья воздух. Отдыхать он ездил в близлежащие городки и в Кампанию на свои скромные виллы, где также не было роскоши, дорогих картин и скульптур. Впрочем, на Капри он собрал коллекцию воинских доспехов известных героев прошлого, а также костей доисторических животных.
К обеду приглашал людей только избранных, из своего сословия. Исключение сделал однажды для изменника Мены, который сдал во время гражданской войны флот Секста Помпея и за это получил гражданство. Для развлечения в римские дома обычно приглашались танцовщицы и музыканты. Август же, помимо этого, приглашал цирковых артистов и сказочников.
После дневного завтрака он ложился отдыхать, зато работал до поздней ночи и поэтому вставать рано не любил.
Конечно, были у него и свои слабости. Мы уже говорили, что Август был неравнодушен к молоденьким девушкам, но к старости эту страсть сменила игра в кости. Он очень любил в домашнем кругу развлечься этой нехитрой забавой, о чем мы узнаем из его писем к Тиберию: «Играли всякий день, так что доска не остывала». В то время играли четырьмя продолговатыми костями, поэтому цифры (один, три, четыре и шесть) стояли на четырех боковых поверхностях. Худшим считался результат, когда все кости падали единицей кверху (выпадала «собака»), а хорошим («бросок Венеры»), когда кости ложились всеми обозначенными цифрами.
Вот такими простыми были быт и развлечения Августа. Трудно сказать, было ли это наигранным и показным, своеобразной игрой в патриархальность, либо это было в его натуре и отвечало врожденным склонностям и потребностям. Анализируя источники, в частности, Светония, на кого мы сейчас ссылаемся, можно сказать, что тут было и то и другое.
Будучи очень суеверным, он большое внимание уделял приметам и предзнаменованиям. Панически боялся грозы, верил снам, дурным знаком считал, если поутру надевал башмак не на ту ногу, в определенные дни не отправлялся в дорогу или откладывал все дела и т. д.
Говоря о его отношениях с женой, надо отметить, что он говорил с ней не только о семейных проблемах, но и о государственных делах. И, похоже, Ливия была одной из редких в Древнем Риме женщин, которые не только влияли на реальную политику самого мощного в то время государства, но в большой степени участвовали в управлении страной. Прямых подтверждений этому нет, зато косвенных сколько угодно. К примеру, после окончания гражданских войн была объявлена широкая амнистия, при этом были помилованы даже ярые враги как Августа, так и Цезаря, в то время как он поклялся отомстить всем врагам своего приемного отца. Помимо идеологических соображений, о чем уже говорилось, одним из объяснений этого может быть заступничество Ливии за своих родственников, в частности за отца, который на историческом заседании в храме Земли в марте сорок пятого года предложил наградить убийц Цезаря и бывшего мужа, отца своих детей. И не только родственники Ливии, но и очень многие идеологические противники Августа оказались помилованными вопреки ожиданиям. Они представляли серьезную угрозу спокойствию государства, однако Август предпочел лавировать, драпировать свой принципат республиканскими лозунгами и все такое прочее, зная в то же время, что среди его мнимых друзей полно кассиев и брутов, готовых в любую минуту воткнуть в него десятки кинжалов, как это они сделали с Цезарем. Кому это было выгодно? Конечно, Ливии, которая таким образом держала мужа на привязи и наверняка шантажировала.
Любопытно, знал ли Август или хотя бы догадывался, кто стоит за внезапными смертями его зятя, племянника и внуков? Источники говорят о глухой народной молве и слухах о причастности Ливии к этим несчастьям. Доходили они до ушей императора? Наверняка. И почему он не поступил с женой так же, как с дочерью и внучкой? С одной стороны, как уже говорилось, он очень любил свою жену и многое ей прощал, но с другой – на карту было поставлено благополучие и мир в государстве, и эту стабильность могла дать только передача власти в надежные руки, и вопрос престолонаследия был для Августа наиважнейшим. И такие картины, как похоронные процессии отпрысков императорского дома, отнюдь не радовали народ и не укрепляли веры во всемогущество режима. И опять же, неужели он любил свою дочь меньше, чем жену? И если она действительно запятнала себя такими преступлениями, что принуждало его мириться с этим? Или она так ловко прятала концы в воду, что казалась невинной овечкой, и предъявить ей было нечего? Или Август боялся ее и не трогал из опасения самому быть отравленным или зарезанным? Ведь, как говорят древние историки, она и ему помогла умереть. Тацит пишет, что «в старости она настолько подчинила себе Августа, что он без всякой жалости вышвырнул на остров Планасия своего единственного внука». Ливия опасалась, что он все же решится передать власть Агриппе Постуму, когда Август неожиданно навестил его в изгнании и оба, дед и внук, плакали друг у друга на плечах. Она не могла этого допустить, и едва муж испустил дух, тут же послала убийц к последнему законному наследнику. Агриппу убили на другой же день после смерти Августа. А может быть, Ливия вообще была не виновна во всех бедах императорского дома и люди возводили на нее напраслину? Эти вопросы, увы, остаются без ответа. Но мы еще к ним вернемся в последней главе.
Глава IX. Укрощение строптивых народов
Император Август не стремился к новым завоеваниям, справедливо полагая и исходя из опыта Цезаря, что завоевать проще, нежели удержать завоеванные земли и навести там порядок. Многие воинственные народы, особенно в Испании, Галлии и сопредельных территориях, никак не хотели осознать благ римской цивилизации. Они поднимали бунты, нарушали договоры и гибли от беспощадного геноцида.
Шестую главу мы закончили рассказом о том, что восстание кантабров в Испании длилось долгих десять лет, и усилия самого Августа, затем его легатов, не принесли перелома, и лишь к девятнадцатому году Агриппа установил там относительный порядок. Источники оставили нам яркие картины самоотверженного мужества порабощенных народов, никак не хотевших смириться со своим подневольным положением. Тысячи и тысячи плененных кантабров и астуров были проданы в рабство, но они убивали своих господ, пробирались на родину и вновь поднимали восстания.
Не лучшей была ситуация и в Галлии. Со времен завоеваний Гая Юлия Цезаря, который в пятидесятые годы первого века до Р.Х. почти не выезжал из этой провинции, постоянно подавляя восстания и устраивая геноцид многих племен и народностей, положение там оставалось взрывоопасным. Цезарь, кстати, оставил потомкам сочинение «Записки о галльской войне», где сухим и лаконичным языком сумел описать свои победы, которые надо было без конца подтверждать усмирениями и избиениями несчастных галлов, живших до вторжения римлян вполне нормальной жизнью, занимаясь ремеслами, хлебопашеством и торговлей. Были, конечно, между племенами разногласия, которые нередко заканчивались войнами, но во все времена соседи ссорились друг с другом, и этого, похоже, не избежать. И некоторые чрезмерно честолюбивые царьки, чтобы победить в этих распрях, призывали на помощь римлян.