Изгоняемые со своих обжитых мест землевладельцы требовали компенсаций и справедливого раздела земель. Почему только восемнадцать городов оказались в числе тех, куда выводились ветераны, а не вся Италия? Эти и другие вопросы волновали обездоленных жителей Апеннинского полуострова, и их недовольство готово было вылиться в открытое противостояние. Октавиану приходилось принимать соответствующие меры, и он старался урезонить ветеранов, чтобы они не захватывали лишнего и были не слишком агрессивны, а жителям обещал более справедливый раздел земли. И власти вынуждены были пойти на кое-какие уступки, чтобы снять напряжение. В частности, были изъяты из раздела земли сенаторов и те, которые по своему размеру были равны или меньше солдатских наделов, а также полученные женщинами в приданое.
Дальновидный политик Август знал, что делал. Он прекрасно помнил, что после убийства Цезаря, когда он явился в Рим и был высокомерно встречен Антонием, именно ветераны его приемного отца, в благодарность за предоставленные им в плодородной Кампании наделы, пошли за ним, наследником великого полководца. И он теперь понял, что надежные ветераны должны быть всегда под рукой, в Италии, а не в далеких провинциях. И это прекрасно понимали его враги и соперники, не желавшие его усиления. И этого в первую очередь не хотел, конечно же, Марк Антоний.
Поэтому смута шла не только по объективным причинам, но ее еще и искусственно подогревали на верхних этажах власти, в частности брат Антония Луций, избранный консулом на сорок первый год, и жена самого триумвира Фульвия, у которой помимо политических были и личные мотивы. Прошел слух, что на Востоке ее муж попал в те же самые цепкие коготки Клеопатры, в каких увяз в свое время Цезарь. Ей выгодно было убивать в данном случае двух зайцев: помогать Антонию в политической борьбе против мальчишки Октавиана и в то же время, призвав в Италию, оторвать мужа от египтянки. Фульвия была женщиной очень воинственной и обладала мужским характером. Она вместе с Луцием Антонием появлялась среди воинов, опоясанная мечом, давала солдатам пароли, произносила речи и т. д. На монетах мы можем увидеть ее профиль: губы сжаты в нитку, подбородок выдается вперед, низкий лоб и острый нос – все это говорит о жестоком характере этой женщины, стремлении к власти, энергии и коварстве. Фульвия по матери происходила из рода Гракхов. Унаследовав родительское состояние, стала чудовищно богата, и, пожалуй, это обстоятельство и влекло к ней женихов из аристократической элиты. Она трижды была замужем. Первым ее мужем был Клодий, политический интриган и брат той самой Клодии, которую под именем Лесбии воспел в своих бессмертных стихах Катулл. Вторым – Курион, известный оратор и полководец Цезаря, а третьим – Марк Антоний. И Луций, и Фульвия искусственно подогревали недовольство обездоленных земледельцев и казались им единственными защитниками их интересов.
Распря затеялась нешуточная. Луций Антоний и Октавиан стали обвинять друг друга в измене Марку Антонию и в неравном разделе земель между ветеранами обоих триумвиров. Пришлось главным действующим лицам вновь садиться за стол переговоров, и самым важным достигнутым соглашением стало то, что набирать легионы в Италии ни один из них не будет. И чтобы Октавиан был на равных в военном отношении с Антонием, ему передавалась часть испанских легионов под командованием его друга (а потом и предателя) Сальвидиена Руфа. Но противостояние от этого ничуть не уменьшилось. Луций Антоний стал взывать к сторонникам старого – республиканского – порядка и обещал от имени своего брата, что тот откажется от власти триумвира и будет содействовать восстановлению консульской власти в прежнем объеме. Кроме того, он ловко разжигал ненависть к Октавиану разоренных италийских крестьян, с одной стороны, и ветеранов армии Антония, с другой, о чем уже говорилось. Назревал вооруженный конфликт, потому что брат Антония самовольно набрал шесть легионов. Кроме того, он и Фульвия рассчитывали на поддержку не только жителей разоренных италийских городов и сенатскую оппозицию, но и на легионы галльских наместников, признававших авторитет Антония, и мальчишку, взявшего себе имя Цезаря, не ставили, как говорится, ни в грош. А в обеих Галлиях стояли внушительные силы: в Предальпийской под командованием уже нам знакомого Азиния Поллиона и Вентидия Басса стояли несколько легионов, а в Нарбонской – под командованием Квинта Фуфия Калена – целых одиннадцать.
В этой ситуации нельзя было медлить, и молодой триумвир, у которого было только четыре легиона и когорты личной охраны, приказывает Сальвидиену Руфу, а тот находился в это время на севере Италии, немедленно двигаться на соединение. После ухода Октавиана из столицы консул Луций Антоний объявил его и Лепида врагами народа. Узнав о приближении к Риму молодого Цезаря, консул двинулся на соединение с войсками галльских наместников, вышедших ему навстречу. В Этрурии он встретился с более боеспособными частями Октавиана и отошел к Перузии (теперь этот город называется Перуджей). В Риме тем временем было принято новое решение: враг народа – Луций Антоний.
Город, расположенный на высоком холме, был идеальной крепостью, и взять ее можно было только измором. Октавиан использовал здесь ту же стратегию, что и Цезарь, когда тот осадил в Алесии своего главного в Галлии врага Верцингеторига. Вокруг самого города была сооружена система укреплений, чтобы отрезать осажденных от продовольствия и обезопасить свои войска от неизбежных при всякой осаде вылазок противника. Еще одно кольцо бастионов, рвов, замаскированных ям с заостренными на дне кольями и прочих ловушек, заменявших древним полководцам минные поля, было создано для отражения возможного нападения галльских легионов. Но их полководцы не стали рисковать и отошли. Возможно, и они вспомнили осаду Алесии, кто знает.
В ночь на первое января сорокового года, надеясь, что празднование Нового года в стане противника ослабит бдительность, осажденные сделали попытку прорваться. Но вылазка не удалась, а предпринятая через несколько дней другая закончилась полным поражением Луция Антония. Перузия сдалась. Октавиан сдержал обещание, которое дал Луцию во время переговоров: сохранил ему жизнь и свободу. Несмотря на то, что, наверное, знал, что Луций распространял о нем грязные сплетни, обвиняя в гомосексуализме, о чем пишет Светоний: «Будто свою невинность, початую Цезарем, он предлагал потом в Испании и Авлу Гирцию за триста тысяч сестерциев, и будто икры себе он прижигал скорлупою орехов, чтобы мягче был волос». Но Луций, зная, что проигравшего никто не помилует, даже родной брат, решил перейти на сторону его соперника. Октавиан дал ему в управление Испанию. «Таким образом, – пишет Аппиан в «Гражданских войнах», – Цезарь и Луция отослал с честью, но в то же время наблюдал за ним через подчиненных военачальников». Очень характерное замечание. Наш герой принадлежал к породе чрезвычайно осмотрительных людей и ничего и никого не упускал из виду. Он часто цитировал Еврипида: «Осторожный полководец лучше безрассудного».
Все осажденные войска были помилованы, зато горожанам решено было устроить показательную экзекуцию. Триста человек всех сословий (по другим сведениям – городской сенат) были арестованы, а в мартовские иды, в пятую годовщину смерти Цезаря им, как жертвенным животным, отсекли головы у алтаря храма Божественного Юлия. Имущество всех жителей было отдано на разграбление. Но поживиться никому не удалось: вспыхнул пожар, и город сгорел дотла.
Позже, когда Октавиан будет уже владыкой мира под именем императора Августа, он восстановит этот город, и его улицы и площади украсятся статуями императора с надписями: «Augusto sacrum – Perusia restinuta», что означает «Божественному Августу – вновь рожденная Перузия».
Среди осажденных был сенатор Тиберий Клавдий Нерон, тот самый, что на историческом заседании сената в храме Земли семнадцатого марта сорок четвертого года выдвинул предложение наградить убийц Цезаря. Он находился в Перузии вместе со своей восемнадцатилетней женой Ливией и двухлетним сыном, пережив все ужасы осады и страдая от голода. Ему было ясно, что его ни за что не помилует человек, принявший имя Цезаря. Поэтому надо было спасать жизнь себе, жене и сыну. Ему удалось ускользнуть в Неаполь, где, пользуясь недовольством землевладельцев, он поднял восстание, в котором принимали участие также и рабы, которым Тиберий Нерон обещал в случае победы свободу. Но при появлении войск Октавиана бунт прекратился. Тиберию вместе с женой и сыном и на этот раз удалось ускользнуть. Причем во время бегства к стоявшему в заливе кораблю плач ребенка едва не выдал беглецов. Мы не случайно повествуем здесь о судьбе Тиберия Нерона, его жены и сына. Пройдет немного времени, и жена Тиберия Клавдия Нерона станет женой Октавиана, а этот мальчик, ее сын, после смерти Августа займет его место. Но обо всем по порядку.